Кажется...

...у меня опять появилась причина вести этот дневник.
Стихи, по понятным причинам, свои я публиковать здесь не буду.
Не могу. Не имею права. Не имею закона.
Может, выложу парочку, после выхода сборника.
Может быть.
Ну да ладно. Не об этом.

Страшная постигла меня кара за пренебрежение, которым я наградил свою любимую, вечно девственную деву - литературу.
Сегодня томные лучи прозрения коснулись, наконец, меня.
"Вот так вот вновь поэт зашёл в тупик" - Не скажу точно, но, вроде, именно так звучала строка стиха, написанного мною....год назад? Нет, вроде, не минуло ещё года. Ну, ладно, чёрт с ним.
В погоне за прибылью, я позволил себе отвратительнейший из поступков - я писал без вдохновения. Кто знает - тот поймёт, что значит вырывать из себя фразы сладострастия и ненависти, когда "И царствует в душе какой-то холод тайный..." Гниль и отрава, рвущая душу.
Пытаюсь вновь воскресить себя. Смешно, но ведь кажется мне, истинно кажется, что заполнив эту монохромную страничку текстом, я напою и мою иссохшую душонку неким животворящим нектаром. Брешь в логике вещей, но вот я уже пишу сюда.

Если кто-то меня читает...
Простите меня за всё, что я пока не написал.

@темы: о жизни

---

Николай Гумилёв "Волшебная скрипка"

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть,-
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

@темы: о жизни, стихи, вне темы

---

Отрывок из книги Вероника решает умереть (П.Коэльо)

– Я расскажу вам одну притчу, – сказала Зедка. – Могущественный колдун, желая уничтожить королевство, вылил в источник, из которого пили все жители, отвар волшебного зелья. Стоило кому-нибудь глотнуть этой воды – и он сходил с ума.

Наутро все жители напились этой воды, и все до одного сошли с ума,. кроме короля, у которого был свой личный колодец для него и для его семьи, и находился этот колодец там, куда колдун добраться не мог. Встревоженный король попытался призвать к порядку подданных, издав ряд указов о мерах безопасности и здравоохранения, но полицейские и инспектора успели выпить отравленную воду и сочли королевские решения абсурдом, а потому решили ни за что их не выполнять.

Когда в стране узнали о королевских указах, то все решили, что их властитель сошел с ума и теперь отдает бессмысленные приказы. С криками они пришли к замку и стали требовать, чтобы король отрекся от престола.

В отчаянии король уже собирался сложить с себя корону, когда его остановила королева, которая сказала:

«Давай пойдем к тому источнику и тоже выпьем из него. Тогда мы станем такими же, как они».

Так они и сделали. Король и королева выпили воды из источника безумия и тут же понесли околесицу. В тот же час их подданные отказались от своих требований: если теперь король проявляет такую мудрость, то почему бы не позволить ему и дальше править страной?

В стране воцарилось спокойствие, несмотря на то, что ее жители вели себя совсем не так, как их соседи. И король смог править до конца своих дней.

Вероника рассмеялась.

– Непохоже, что вы сумасшедшая, – сказала она.

– Но это правда, хотя меня и можно вылечить, ведь у меня болезнь простая – достаточно восполнить в организме нехватку одного химического вещества. И все же я надеюсь, что это вещество решит только мою проблему хронической депрессии. Я хочу остаться сумасшедшей, жить так, как я мечтаю, а не так, как хочется другим. Вы знаете, что находится там, за стенами Виллете?

– Там люди, выпившие из одного колодца.

@темы: о жизни

---

Отрывок из книги Танатонавты (Б.Вербер)

Архангел Гавриил принял эктоплазму Рауля Разорбака со всем пиететом, подобаемом Великому Посвященному.

— Ну вот и чудненько, - констатировал он, завидя Рауля.

Посовещавшись в кулуарах, три архангела вспомнили, что в случае Великого Посвященного нет никакой нужды взвешивать душу или торговаться насчет будущей жизни. Такая душа уже и так в курсе всего. Процедура, таким образом, будет решительно иной.

Архангел Рафаэль вкратце пояснил Раулю, что именно его заслуги в прошлых жизнях позволили организовать эту достаточно скоротечную смерть — топором по спине. Именно эти заслуги позволили ему получить доступ ко всему знанию, что он хотел обрести и, в особенности, стали предпосылкой его производства в чин Великого Посвященного. Но все же не наступило еще то время, чтобы его душа могла быть трансформирована в чистый дух: Рауль слишком грешил гордыней, увлекался пьянством и отличался некоторой, небольшой, впрочем, мстительностью.

Тем не менее, раз он был Великим Посвященным и принимая во внимание его качества, позволившие взойти до такого ранга, обычай требовал, чтобы архангелы оставили в стороне свои судейские прерогативы. Другими словами, эктоплазме Рауля Разорбака предоставлялась возможность самой выбрать себе следующую реинкарнацию.

Душа нашего друга благодарно раскланялась. Она лучше всех знала, что и впрямь не обладала шестьюстами баллами, нужными для прекращения цикла.

— Хотелось бы реинкарнировать деревом, - объявила эктоплазма Разорбак.

— Чего?! - перепугался архангел Гавриил.

— Деревом, - твердо повторил Рауль.

Архангел Михаил попытался было его урезонить.

— Постойте-ка, вы же сами отлично знаете, что сознание эволюционирует от минерала к растению, от растения к животному, от животного к человеку. Мы резервируем такой тип регрессии только для законченных негодяев. Дерево — это же вас недостойно!

— Может быть, но я так устал! Я полностью отдаю себе отчет в своих словах, но настаиваю, чтобы вы предоставили мне такую регрессию. Даже животные, и те слишком суетливы. Я хочу вернуть себе неподвижность растения. Для меня это будет не регрессией, а утешением.

— Ну что ж, если такова ваша воля…, - вздохнул архангел Гавриил.

— Очень хорошо, - оживилась душа. - Давайте посмотрим, что вы можете мне предложить из растительного ассортимента. Должна найтись где-то парочка растений, прямо сейчас занятых совокуплением, скажем, пыльца маргаритки, обволакивающая тычинку… э-э… маргарита. Поместите меня в зернышко, клубенек, луковицу! И я всю жизнь буду тянуться к солнцу, пребывая в просветленной неподвижности. Покой, наконец-то покой!

— Но у растений не бывает целиком спокойной жизни! - воскликнул архангел Рафаэль. - Их лупит ветер, объедают травоядные, топят ливни, животные и люди давят, даже не замечая.

— Да, но раз у растений нет нервной системы, они от этого не страдают.

Один из серафимов спроецировал пузыри с изображением растений-любовников. Все это очень поэтично. Рауль с архангелами сообща принялись их критически разглядывать.

— Эй, смотрите, вот! - показал рукой архангел Михаил. - Семечко винограда проклевывается во Франции. Это Шато-Икэм, великолепный сорт. Вы только посмотрите, какой благородный экземпляр! Прекрасная почва, достаточная влажность, любящие, заботливые виноградари. Да, пожалуй, это любопытная мысль — обернуться хорошей виноградной лозой.

Рауль с нежностью взирал на куст, который готов был стать его родителем. Он нашел своего будущего отца немного узловатым, но вполне симпатичным. Вот так он решил превратиться в изюм.

@темы: о жизни

---

. . .

Целых шесть дней, семь ночей миновали,
Шторм и вода все еще бушевали.
Южная буря накрыла страну.
В день же седьмой солнце взрезало тьму,
Волны потопа, что длинной косой
Все уничтожив до земли пустой,
Медленно стихли и, хлынув обратно,
Ветер с собой унесли, столь превратный.
Я видел людей, превратившихся в глину,
Облепленных грязью, в корягах и тине,
Изломанных балками сброшенной крыши…
Я люк распахнул и на палубу вышел.
Солнечный свет мне ударил в глаза,
Я пал на колени и лишь тогда
Я слезы пролил, не таясь никого:
Кончилось все… Мир опять ничего!

@музыка: Max Richter – Infra 3

@темы: о жизни

---

THE RAVEN

Once upon a midnight dreary, while I pondered,
weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten
lore -
While I nodded, nearly napping, suddenly there came
a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my
chamber door -
‘»Tis some visiter», I muttered, «tapping at my chamber
door -
Only this and nothing more.»

Ah, distinctly I remember it was in the bleak December;
And each separate dying ember wrought its ghost
upon the floor.
Eagerly I wished the morrow; — vainly I had sought
to borrow
From my books surcease of sorrow — sorrow for
the lost Lenore -
For the rare and radiant maiden whom the angels
name Lenore -
Nameless _here_ for evermore.

And the silken, sad, uncertain rustling of each purple
curtain
Thrilled me — filled me with fantastic terrors never
felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood
repeating
«Tis some visiter entreating entrance at my chamber
door -
Some late visiter entreating entrance at my chamber
door; -
This it is and nothing more.»

Presently my soul grew stronger; hesitating then no
longer,
«Sir», said I, «or Madam, truly your forgiveness
I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came
rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my
chamber door,
That I scarce was sure I heard you» — here I opened
wide the door; -
Darkness there and nothing more.

Deep into that darkness peering, long I stood there
wondering, fearing,
Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared
to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave
no token,
And the only word there spoken was the whispered
word, «Lenore?»
This I whispered, and an echo murmured back the
word, «Lenore!»
Merely this and nothing more.

Back into the chamber turning, all my soul within me
burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than
before.
«Surely», said I, «surely that is something at my
window lattice;
Let me see, then, what thereat is, and this mystery
explore -
Let my heart be still a moment and this mystery
explore; -
‘Tis the wind and nothing more!»

Open here I flung the shutter, when, with many a flirt
and flutter,
In there stepped a stately Raven of the saintly days
of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped
or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my
chamber door -
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber
door -
Perched, and sat, and nothing more.

Then this ebony bird beguiling my sad fancy into
smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance
it wore,
«Though thy crest be shorn and shaven, thou», I said,
«art sure no craven,
Ghastly grim and ancient Raven wandering from
the Nightly shore -
Tell me what thy lordly name is on the Night’s
Plutonian shore!»
Quoth the Raven «Nevermore.»

Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse
so plainly,
Though its answer little meaning — little relevancy
bore;
For we cannot help agreeing that no living human
being
Ever yet was blessed with seeing bird above his
chamber door -
Bird or beast upon the sculptured bust above his
chamber door,
With such name as «Nevermore.»

But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke
only
That one word, as if his soul in that one word he did
outpour.
Nothing farther then he uttered — not a feather then
he fluttered -
Till I scarcely more than muttered «Other friends have
flown before -
On the morrow _he_ will leave me, as my Hopes have
flown before.»
Then the bird said «Nevermore.»

Startled at the stillness broken by reply so aptly
spoken,
«Doubtless», said I, «what it utters is its only stock
and store
Caught from some unhappy master whom unmerciful
Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one
burden bore -
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of ‘Never — nevermore.’»

But the Raven still beguiling my sad fancy into
smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird,
and bust and door;
Then, upon the velvet sinking, I betook myself
to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird
of yore -
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous
bird of yore
Meant in croaking «Nevermore.»

Thus I sat engaged in guessing, but no syllable
expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my
bosom’s core;
This and more I sat divining, with my head at ease
reclining
On the cushion’s velvet lining that the lamp-light
gloated o’er,
But whose velvet-violet lining with the lamp-light
gloating o’er,
_She_ shall press, ah, nevermore!

Then, methought, the air grew denser, perfumed from
an unseen censer
Swung by seraphim whose foot-falls tinkled on the
tufted floor.
«Wretch», I cried, «thy God hath lent thee — by these
angels he hath sent thee
Respite — respite and nepenthe from thy memories
of Lenore;
Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost
Lenore!»
Quoth the Raven «Nevermore.»

«Prophet!» said I, «thing of evil! — prophet still,
if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee
here ashore
Desolate yet all undaunted, on this desert land
enchanted -
On this home by Horror haunted — tell me truly, I
implore -
Is there — is there balm in Gilead? — tell me -
tell me, I implore!»
Quoth the Raven «Nevermore.»

«Prophet!» said I, «thing of evil! — prophet still, if bird
or devil!
By that Heaven that bends above us — by that
God we both adore -
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant
Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels
name Lenore -
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels
name Lenore.»
Quoth the Raven «Nevermore.»

«Be that word our sign of parting, bird or fiend!»
I shrieked, upstarting -
«Get thee back into the tempest and the Night’s
Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul
hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! — quit the bust above
my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form
from off my door!»
Quoth the Raven «Nevermore.»

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is
sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber
door;
And his eyes have all the seeming of a demon’s that
is dreaming,
And the lamp-light o’er him streaming throws his
shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating
on the floor
Shall be lifted — nevermore!

@темы: вне темы

---

LENORE

Ah, broken is the golden bowl! — the spirit flown
forever!
Let the bell toll! — a saintly soul floats on the Stygian
river: -
And, Guy De Vere, hast _thou_ no tear? — weep now
or never more!
See! on yon drear and rigid bier low lies thy love,
Lenore!
Come, let the burial rite be read — the funeral song
be sung! -
An anthem for the queenliest dead that ever died
so young -
A dirge for her the doubly dead in that she died
so young.

«Wretches! ye loved her for her wealth and ye hated
her for her pride;
And, when she fell in feeble health, ye blessed her -
that she died: -
How _shall_ the ritual then be read — the requiem
how be sung
By you — by yours, the evil eye — by yours
the slanderous tongue
That did to death the innocence that died and died
so young?»

_Peccauimus_: — yet rave not thus! but let a Sabbath song
Go up to God so solemnly the dead may feel no wrong!
The sweet Lenore hath gone before, with Hope
that flew beside,
Leaving thee wild for the dear child that should have
been thy bride -
For her, the fair and debonair, that now so lowly lies,
The life upon her yellow hair, but not within her
eyes -
The life still there upon her hair, the death upon
her eyes.

«Avaunt! — avaunt! to friends from fiends the
indignant ghost is riven -
From Hell unto a high estate within the utmost
Heaven -
From moan and groan to a golden throne beside
the King of Heaven: -
Let no bell toll, then, lest her soul, amid its hallowed
mirth
Should catch the note as it doth float up from
the damned Earth!
And I — tonight my heart is light: — no dirge will
I upraise,
But waft the angel on her flight with a Paean
of old days!»

@темы: вне темы

---

Ещё одна нота Блока.

Как тяжко мертвецу среди людей
Живым и страстным притворяться!
Но надо, надо в общество втираться,
Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,
И в банк идет, и в суд идет, в сенат...
Чем ночь белее, тем чернее злоба,
И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день труди́тся над докладом.
Присутствие кончается. И вот —
Нашептывает он, виляя задом,
Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью
Прохожих, и дома, и прочий вздор...
А мертвеца — к другому безобразью
Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный
Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.
Его дарят улыбкой благосклонной
Хозяйка — дура и супруг — дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,
Но лязг костей музы́кой заглушон...
Он крепко жмет приятельские руки —
Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами
С подругою — она, как он, мертва.
За их условно-светскими речами
Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —
«Усталый друг, могила холодна». —
«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали
На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там — NN уж ищет взором страстным
Его, его — с волнением в крови...
В её лице, девически прекрасном,
Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи,
Пленительные для живых слова,
И смотрит он, как розовеют плечи,
Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости
С нездешней злостью расточает он...
«Как он умён! Как он в меня влюблён!»

В её ушах — нездешний, странный звон:
То кости лязгают о кости.

@темы: о жизни

---

Блок. 1912

И вновь - порывы юных лет,
И взрывы сил, и крайность мнений...
Но счастья не было - и нет.
Хоть в этом больше нет сомнений!

Пройди опасные года.
Тебя подстерегают всюду.
Но если выйдешь цел - тогда
Ты, наконец, поверишь чуду,

И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,

Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь,-

И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!

@темы: о жизни

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Вольтер.

О вы, двуногие, с плохой и бледной кожей,
Лишенные клыков, и шерсти, и когтей!
Вы горько плачете, на свет родившись божий,
Как будто знаете об участи своей.
Природа наделить смогла вас даром речи
И руки, ловкие в работе, вам дала;
Но почему ж тогда в натуре человечьей
В отличье от зверей таится столько зла?
Да, вы свирепей нас, и низменней, и злее.
Боитесь смерти вы, но снова и опять,
То яростью дыша, то в страхе цепенея,
Вы продолжаете друг друга истреблять.
В смертельной схватке вепрь не будет с вепрем биться,
И в логове у нас извечный мир царит...
Нет! Человеком стать, среди людей родиться —
От участи такой пусть бог меня хранит.

@темы: вне темы

---

Блок.

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь,
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

@темы: вне темы

---

Лермонтов «Монолог»

Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.
К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?
Мы, дети севера, как здешные растенья,
Цветем недолго, быстро увядаем...
Как солнце зимнее на сером небосклоне,
Так пасмурна жизнь наша. Так недолго
Ее однообразное теченье...
И душно кажется на родине,
И сердцу тяжко, и душа тоскует...
Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,
Средь бурь пустых томится юность наша,
И быстро злобы яд ее мрачит,
И нам горька остылой жизни чаша;
И уж ничто души не веселит.

@темы: о жизни

---

и скучно и грустно (Лермонтов)

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды...
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят - все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и всё там ничтожно...

Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -
Такая пустая и глупая шутка...

@темы: вне темы

---

немного личного.

Большинство ищет счастье во всём мире, и лишь единицы могут разглядеть его в своих близких.
Я, пожалуй, разглядел. Спасибо вам.

@темы: о жизни

---

#5.

Он, скорее всего, всё же был уродлив.
Человек, так долго носивший маску, что успел позабыть свой собственный лик.
О, бесспорно! маска была потрясающе красива. Она вобрала в себя и нотки карнавала, и эстетику античных скульптур. Она была, возможно, и не уникальна вовсе, но очень шла своему обладателю; настолько шла, что, казалось бы, и была его настоящим лицом. Но нет; всё же нет. И только он один знал, что скрывала она от других, а потом и сам перестал это знать. Такая вот комедия, дамы и господа.
А окружающие любили эту маску. Она часто выказывала насмешливые и игривые нотки, хотя и в нужный момент могла приобрести в себе оттенок сострадания, но никогда, слышите!, никогда грусти. Вот такая вот незатейливая маска.
Вот и человека любили за такое прекрасное его украшение. Казалось бы, ни одно празднование не могло пройти без него, будто бы он и был той искрой, что разжигала безудержное пламя благородного веселья. У него было много друзей; даже, пожалуй, слишком много этих самых друзей. И все они сходили с ума от любви к этому человеку. Хотя, всё же, вернее высказаться - к его такой банальной, но чрезвычайно ему идущей, маске.
А человек...А он, знаете ли, был счастлив. Долгое время был счастлив своему безупречному украшению, и нисколько не огорчился потере памяти, касающейся его истинного лица. Она ему была не нужна, ведь именно её отсутствие даровало ему возможность, иногда, в самый разгар очередного праздника, верить в то, что маска и является его ликом.
Но маска начала рассыпаться, терять свой первоначальный лоск. Нет, не подумайте, человек очень любил её, ухаживал за ней, чистил её от пыли и грязи, но...
Первая трещина - роковое предзнаменование, появилась довольно давно. Она была слегка заметна, и лишь очень чуткий взор мог различить её на безукоризненной поверхности всеобщей любимицы. Кажется, она появилась от того, что человека ударил близкий его друг. Да, вроде бы, из-за этого. В последствие, человек расстался с обидчиком, и совсем перестал замечать ту рану, что он оставил на его украшении. Казалось бы, история давно минувших дней, и более не должна она была повторится.
Но, к глубочайшему сожалению обладателя, через некоторое время, появилась новая трещина, и она была намного глубже и отвратительнее предыдущий. Человек потратил много сил, что бы замаскировать её, закрасить, сделать не заметной для любопытных взоров. Ах да, на этот раз раскол появился от того, что его, героя нашего сказания, бросила любимая им девушка. Вот так вот, ещё один удар, и он, пожалуй, оказался намного значительнее предыдущего.
А шрамов, со временем, становилось всё больше и больше...
Один из последних ударов едва ли не расколол украшение надвое, представьте себе! И ведь, казалось бы, предназначался этот удар далеко не человеку, так что трудно сказать, каким же именно образом он смог оставить свой отпечаток и на без того повреждённой поверхности маски. Но так и случилось. Если память не изменяет вашему верному слуге, то произошло это вот по какой причине: У человека было три хороших и любимых всем сердцем приятеля. И все они были разными, и всех он уважал и ценил по своему. И были эти люди друг с другом знакомы. И всё ведь шло хорошо - веселье и счастье правили их душами. Однажды, однако, случилась между ними ссора, уж и не вспомнить, из-за чего возникшая. И перессорились они друг с другом, и возненавидели друг друга сильнейшей из всех ненавистью. И клеветали они друг на друга, а при встрече обязательно оскорбляли кто кого. И силился человек их примирить, да всё напрасно, и бывшая совсем маленькой в изначальном своём варианте трещинка, разошлась до вам уже известных размеров.
К тому времени и до того потерявшая свой блеск маска стала по-настоящему уродливой, страшной и отпугивающей. Перестали героя нашего звать на празднования, отступились от него друзья, но он никак не желал снять своего украшения, обратившегося в проклятье. Вы наверняка спросите в чём причина подобного каприза? Он истинно верил, что настоящий его лик ещё уродливей, в разы страшнее, да и настолько пугающий, что не ровен час, его и убьют, дабы не портил он свет своим безобразным лицом.
Так и умер он, крепко держась за свою маску, и не вспомнив своего истинного лика, не желая его вспоминать. Совершенно одинокий и отчаявшийся, несчастный и гонимый, он слишком боялся. Возможно, он боялся того, что собственное его лицо окажется куда прекраснее того украшения, что он так долго ценил. Боялся признать то, насколько сильно он, возможно, ошибался.
Но этого нам, к сожалению, уже никогда не узнать.

@темы: рассказы

---

ещё одна мелодия Лермонтова.

1

Когда б в покорности незнанья
Нас жить создатель осудил,
Неисполнимые желанья
Он в нашу душу б не вложил,
Он не позволил бы стремиться
К тому, что не должно свершиться,
Он не позволил бы искать
В себе и в мире совершенства,
Когда б нам полного блаженства
Не должно вечно было знать.

2

Но чувство есть у нас святое,
Надежда, бог грядущих дней,-
Она в душе, где все земное,
Живет наперекор страстей;
Она залог, что есть поныне
На небе иль в другой пустыне
Такое место, где любовь
Предстанет нам, как ангел нежный,
И где тоски ее мятежной
Душа узнать не может вновь.

@темы: вне темы

---

и строки эти за душу взяли.

Ох, нашёл, всё-таки нашёл...

М. Лермонтов.
Взгляни на этот лик; искусством он
Небрежно на холсте изображен,
Как отголосок мысли неземной,
Не вовсе мертвый, не совсем живой;
Холодный взор не видит, но глядит
И всякого, не нравясь, удивит;
В устах нет слов, но быть они должны:
Для слов уста такие рождены;
Смотри: лицо как будто отошло
От полотна,- и бледное чело
Лишь потому не страшно для очей,
Что нам известно: не гроза страстей
Ему дала болезненный тот цвет,
И что в груди сей чувств и сердца нет.
О боже, сколько я видал людей,
Ничтожных - пред картиною моей,
Душа которых менее жила,
Чем обещает вид сего чела.

@темы: вне темы

---

новое увлечение.

Больной я человек, видимо. Действительно больной.
Месяц без игры на ролевых меня утомил настолько, что ринулся искать хоть что-то на просторах интернета, не смотря на то, что предварительный просмотр не выдал мне ничего обнадёживающе интересного. Искал по рекламам, по форумам поддержки. Чаще попадались чудовища с совершенно нелогичным, но заезженным до дыр сюжетом. Реже - реал лайфы, обещающее развлечь вас...вашими же способностями к игре. Ну и всякого бонально-небонального вида фендомы, на которые я бы не пошёл, ибо не перевариваю ролевые по сериалам/фильмам, как таковые, даже если и ознакомлен с сюжетом.
Совершенно случайно напёрся на вот это чудо - v-bezdne.ru/. Оформление порадовало. Сюжет..ну, на любителя, конечно, но...Не самый худший вариант, скажем так. В общем, обосновался на этом проекте. Создал нетипичного для меня персонажа, но, надеюсь, отыграть его смогу достойно.
Посмотрим, что новоявленное хобби, а именно - отыгрыш психопата, сможет мне дать. Но одно я знаю точно - на пару часов в день скуку мою "Бездна" развеет.

@темы: вне темы

---

чертовски верно.

Тот, кто глубоко исследует свою душу, так часто ловит себя на ошибках, что поневоле становится скромным. Он уже не гордится своей просвещенностью, он не считает себя выше других.(К. Гельвеций)

@темы: о жизни