Сейчас, это уже не важно. Её нет, а я один на сцене.
Так много людей, все они облачились сегодня в чёрные одежды. Дама бальзаковского возраста, трясущимися руками вырвав из кармана белый носовой платок, поспешно вытирала им слёзы. Она была сильной женщиной, я знал это, откуда-то я знал это…Она никогда не позволяла себе раскисать, а тут… Неужели я играю в драме? Странно как-то, никогда не видел себя в роли страдальца…
Вот и юноша, он, заметив реакцию дамы на мою игру, тут же приобнял её за плечи, что-то зашептал на ухо. Почему-то я ненавижу его, но почему? Глупости какие! Он так хорошо одет, так учтив, за что же я мог его невзлюбить? Не помню. Он всегда был по другую сторону занавеса.
Десятки людей, а её нет. И счастья нет. Всё из-за этого треклятого занавеса! Зачем, ну зачем он поднялся, зачем обнажил нашу тайну? Проклятье.
Мы познакомились с ней в мае. Мир уже обновил себя, смыв снежный покров. Южный город расцвел всеми своими красками, а чайки, затесавшись в стаю голубей, жадно поедали лакомства, что она разбрасывала по земле.
Далеко не шаблонная красавица, она, однако, сияла для меня ярче, чем какая-либо другая девушка. Тёмные волосы игривыми прядками ласкали её узкое плечико, а тонкая ручка сжимала сигарету неизвестной мне тогда марки. Выпуская рваные струйки дыма в небо, она провожала их взглядом своих сапфировых глаз. По глухому кашлю, что изредка вырывался из её гортани, можно было предположить, что курит она давно.
Угощая птиц лакомствами, она что-то шептала себе под нос. Наверное, любому другому она показалась бы ненормальной, но для меня…
Я подошёл к ней, небрежно стягивая солнцезащитные очки с переносицы. Что уж говорить, выглядел я, конечно, не безупречно, но и она, по правде, на идеал ну никак не тянула. Синяки под глазами, чёрное, строгое платье всё в неведомых серых разводах. Ещё не встречал я девушек, способных выйти в таком виде на улицу.
На моё приветствие она безразлично дёрнула плечами, и вновь продолжила свою тихую песнь. Разобрав шёпот, я понял, что она читает стихи. Интеллектуалка? Ну-ну… Я лишь фыркнул, но, всё же, подсел к ней. У нас завязался разговор, до смешного шаблонный и нелепый. «Как тебя зовут?», «Чего одна сидишь?»…Думаю, каждому этого знакомо.
Она отвечала обрывисто, но спокойно. Видимо, ей, действительно, не было до меня никакого дела. Думаю, именно это меня и подстегнуло…
Почему её всё ещё нет? Она действительно покинула меня?
Люди в зале перешёптываются, много пьют. Стоп, а когда зрителям разрешили приносить с собой выпивку? Странный театр.
В первом ряду сидел престарелый мужчина, выряженный в наряд священника. Актёр? Но, разве не я должен был играть на этой сцене? Не понимаю…
Я был достаточно настырен в день нашего знакомства, вот она и согласилась сходить со мной в ресторан. Помяв в руках сигаретный фильтр, она кротко кивнула на моё предложение. Думаю, именно в этот момент занавес начал опускаться, а я взошёл на сцену, тут же свернув за кулисы, туда, где всю жизнь пряталась она.
Первое свидание, первый поцелуй. Первый секс. Что-что, а заманивать девушек в свою койку я умел, без всяких там секретов, специальных методов пикапа. Немного алкоголя, нежных слов, комплементов, и она уже с вами в ложе однодневной любви.
Странно, но наваждение не отпустило меня. Я хотел её, но не так, как других девушек,…да и их я больше не замечал. Ночами со мной игралась бессонница, а мысли жили лишь ей. А она…Не знаю, что она испытывала ко мне, да и не мог знать, ведь испугавшись своих чувств, больше с ней не встречался.
До того дня…
Август. Так много времени прошло с той встречи, а я всё никак не мог её забыть. Вот так вот девушка, не отличавшаяся шаблонной красотой, поселилась где-то в закоулке моей души. От безысходности я, помню, много пил, спал с кем попало, короче – классическая сцена, ничего нового, ничего интересного. Я уже оставил мысли о том, что бы позвонить ей. А она сама меня нашла, вот как бывает в жизни. Точнее – не думаю, что она искала, просто наткнулась на меня в трактире, да так и не смогла пройти мимо.
Занавес опустился на половину.
Мы начали встречаться. До смешного легко, почему же я так остерегался этого? Неприступная на вид, она оказалась нежной, хоть и довольно экстраординарной особой. Она курила крепкие сигареты, пила исключительно тёмное пиво, слушала так не популярный в наше время русский рок. Мы не сходились с ней ни в чём, но это, как ни странно, совершенно нам не мешало.
Через какое-то время занавес опустился полностью. И мы остались одни. Одни в том мире, что сотворили сами для себя.
Любил ли я её? Нет, не думаю, что это слово смогло бы описать мои чувства к ней. Я ей жил, я существовал ради неё одной, а она ради меня. Вот и всё…
…А сейчас её нет, и где-то, в глубине своего сердца, я прекрасно понимал, что больше мы никогда не встретимся. Осознание подкосило мои ноги, и я, даже не пытаясь сохранить равновесие, упал на колени. Щёки описали солёные дорожки слёз.
Раз её нет, то нет и меня, верно? Единственное, что я понимал в нужной мере, так это то, что меня больше не существует. Нет меня ни за занавесом, ни на сцене, ни в зрительном зале. Меня просто нет, вот и всё тут.
Священник, поднявшись на сцену, с наигранной горечью в своих словах, явно зазубренных, отрепетированных до блеска, произнёс несколько трепещущих души фраз. Дама, уже не сдерживая себя приличиями, рыдала в голос. Мне было жаль её, но поделать я уже ничего не мог. Да и сострадать не мог, если по правде, но если бы я существовал, мне было бы её жалко, наверняка жалко. Юноша же, что поддерживал её, расстроенным явно не выглядел. Вот ведь мразь! Хотя… Ему и вправду не о чем горевать. Сукин сын, охмуривший голову богатой женщине. Я не вынес бы его игры в этом представлении. Хотя…Сейчас же мне уже всё равно, да, мне всё равно…
«…он не смог смериться с её смертью, и покончил с собой. Они уже никогда не встретятся, но…» Они верят в ад и рай, а я уже знаю, что ни того, ни другого никогда не существовало, но «да», боюсь, с ней я больше не встречусь, как и ни с кем иным.
Выдрав из гортани лицемерный вздох, священник закрыл гроб.